Grave of the Fireflies (1988)

"Посвящается тем кровавым дням
в прошлом, что до сих пор не дают
спать многим их пережившим."
Война. Война никогда не меняется…

Проклятые пробки, - я шагнул с перрона в вагон метро, - из-за них я опять опаздываю на занятия. Вагон набрал скорость и с лёгким покачиванием помчался по тоннелю. Доехав до нужной мне станции, я вышел и поднялся на поверхность. За пределами метро меня ждала всё та же суета дневного Токио. Люди, машины, море людей и машин, все куда-то торопятся, куда-то движутся. В толпе иду и я. Обычный российский студент (в Японии я изучаю язык). Направляясь на занятия, попал в пробку, потому вынужден был ехать на метро. Профессор ругался, но ничего поделать не мог, городская жизнь, он и сам это понимал.
Вечером, выйдя на прогулку по ночному городу, иду на вокзал. Есть одно местечко за пределами города, откуда открывается чудеснейший вид. Туда я и направился. Сидя в тихой аллее далеко от шума улиц и наблюдая за огнями ночного Токио, я постепенно начинаю задумываться над разными вещами. Над человечностью, над человечеством и над его неотъемлемой частью - войной.
Вот, например, сейчас я вижу кусок хлеба, валяющийся около скамейки. Днём кто-то бросил его птицам и пошёл своей дорогой. Но представим другую ситуацию. Война, например вторая мировая. Весь город разгромлен. Продовольствия не хватает. Больницы переполнены ранеными и убитыми. А здесь, на тротуаре возле лавочки, лежит драгоценная корочка хлеба. Вещи приобретают совсем другую ценность во время войны. Мы - люди, живущие в достатке и не знакомые с голодом, зачастую не понимаем, как нам повезло.

Ночью оживает память…

На соседней лавочке замечаю странную парочку. Парнишка лет пятнадцати и маленькая девочка. Что странного? Одеты они старомодно. На парнишке военная форма времён второй мировой, а на девочке старомодное платьице. Что-то ещё казалось в них необычным, но я никак не мог понять что. Что-то неуловимое и непонятное…
Тем временем девочка достала что-то из жестяной коробки и съела. Парнишка посмотрел на неё и, улыбнувшись, продолжил любоваться городом. И тут я понял, что в них было не так. Я мог видеть сквозь них. Они были полупрозрачные. Призраки…
Как ни странно я ничуть не испугался, а напротив решил подойти поближе. Стараясь двигаться бесшумно, я поднялся и начал подбираться к ним. Внезапно парень обернулся, и наши глаза встретились. Он встал, подошёл к мне и протянув руку сказал:
- Привет моё имя Сейта , а твоё?
- Меня зовут Андрей, - представился я, не совсем понимая, что происходит.
- Странно, что ты можешь видеть нас. Обычно нас никто не замечает. Хочешь присоединиться?
- Пожалуй, я не против, - господи, что я говорю. Это же призрак, мне бы сейчас ноги уносить.
Мы просидели несколько минут знакомясь. Я узнал, что девочку зовут Сецуко и они с Сейтой брат и сестра. Что умерли они в конце войны и с тех пор путешествуют по Японии. Призраками. Они уже успели свыкнуться с такой посмертной жизнью и сейчас просто решили полюбоваться ночным городом.
- А как вы погибли? - как всегда "тактично" поинтересовался я, и лишь потом понял бестактность вопроса.
- О, не волнуйся, - увидев моё смущение, сказал Сейта, - мы уже давно привыкли к тому, что мертвы. А историю свою мы тебе расскажем.

Ни одна война не стоит и единой слезинки ребёнка…

1945 год. Этот год стал переломным в жизни Сейты и Сэцуко.
Уже привыкшие к бесконечным бомбёжкам, они, как обычно, собирались бежать в бомбоубежище. Мать вышла раньше, а они задержались, собирая кое-какие вещи. Привычно посадив сестрёнку на спину, Сейта побежал к бомбоубежищу, но на полпути понял, что не успеет, и повернул к реке.
Вернувшись после бомбёжки в город, он обнаружил только руины, трупы и людей ищущих своих родных в обломках. Позже они добрались до госпиталя, где Сейта узнаёт о смерти матери. Своей сестрёнке он ничего не рассказывает, да и сам отказывается верить, что это забинтованное, обожжённое тело было его матерью. Что она ушла и больше не вернётся. Что её забрала война. Обо всём случившемся он тут же пишет отцу, служащему на флоте, сообщая ему, что они с Сецуко переезжают к тетке.
После переезда жизнь как будто наладилась и успокоилась, но лишь для того, чтобы в очередной раз побольнее ударить по детям. Война продолжалась. Из-за того, что Сейта не работал, тётка стала ворчать на него, а после очередного скандала Сейта заявил, что отныне они с Сецуко будут есть отдельно. Тем временем, брат и сестра вели достаточно беззаботную жизнь, они играли, купались в море и развлекались, как и любые дети их возраста.
Из тех воспоминаний наиболее врезался в память человек, лежавший на пляже. Казалось, он отдыхает. К нему подбежала Сецуко, но, присмотревшись, Сейта заметил кружившихся над человеком мух, совсем как тогда в госпитале. Человек был мёртв.

И вот пришло утро…

Пришло, как будто его кто-то тут ждал, и, не спросив разрешения, начало вступать в свои права, набирая силу для перехода в день.
- Нам пора уходить, мы не можем быть здесь днем, - сказала Сецуко, - но если ты хочешь узнать нашу историю до конца, то приходи сюда завтра.
- Отлично, я обязательно приду, - сказал я на прощание таящим духам.
Добравшись до никогда не засыпающего города и придя домой, я улёгся спать. Благо было воскресенье и никуда не нужно было идти. В тот день мне почему-то приснился Сталинград. Армии Паулюса идущие на штурм, наши солдаты, отстреливающиеся от превосходящего их противника. Кровавая бойня, в которой столкнулись лбами две империи. Снилась Курская дуга, механизированный горящий ад, разрывы снарядов, дым выстрелов и горящие танки. Снились гетто, полные до отказа и, не прекращающие своей работы ни на секунду, крематории, куда людей зачастую кидали ещё живыми. Снилось ещё что-то связанное с войной. Эта глупая сука показывала мне свои ужасы. Воспоминания людей, миллионов погибших в этом спектакле человеческого безумия. Эти воспоминания кружат над Землёй и иногда приходят к людям, как сейчас явились ко мне. Проснувшись под вечер в холодном поту, я долго не решался подняться с постели. Я боялся, боялся встать и обнаружить за окном горящий город, боялся того, что сон стал явью и сейчас на дворе вовсе не 2003, а 1943. Но, немного отойдя от дневных сновидений, я начал собираться. К ночи мне снова необходимо быть в парке, не терпелось дослушать до конца историю детей.
Я шёл по ночному городу и недоумевал, неужели никто не помнит тех страшных лет. Неужели эти жизнерадостные лица не омрачают воспоминания. Я даже поймал себя на некоторой неприязни к окружающим людям. Они сейчас веселятся, развлекаются, готовы на всё ради денег, а ведь когда-то… Но потом я понял, что они наверняка помнят прошлое, просто оно не касается их жизни сейчас и они не думают о всёх тех ужасах, которые я видел во сне. Они задумаются, они обязательно задумаются о войне, когда она постучит к ним в дверь, а пока… А пока они живу и радуются жизни, и, черт побери, правы.

21 сентября 1945 года. День, когда я умер…

Так начал свою историю призрак. Сегодня Сейта был чем-то опечален.
- Я и Сецуко не могли больше оставаться у тётки. Во мне взыграла гордость, и я ушёл, забрав с собой сестрёнку, - продолжил он.
- Поначалу всё было хорошо, мы нашли заброшенное бомбоубежище и жили там. Еду покупали у фермеров, готовили сами. Ночью наполняли нашу сетку от москитов светлячками, так что нам было нестрашно спать в темноте. Однажды я застал Сецуко за закапыванием мёртвых светлячков. Я спросил её, что она делает, и она ответила, что сделала светлячкам могилу. Как нашей маме, ведь она теперь тоже там. Она сказала, что тетя ей всё рассказала про мать. Тогда я впервые осознал потерю по-настоящему. Я ощутил всю горечь утраты. Я не мог удержаться от слёз при мысли о том, что мы с Сецуко остались одни. Потом, крестьяне перестали продавать еду из-за её нехватки, и мне пришлось воровать. Однажды я попался, был избит, а участковый посоветовал мне вернуться к тётке. Но моя проклятая гордость не позволяла мне сделать этого, ведь чтобы вернуться, надо было сначала признать себя неправым и извиниться. Потом Сецуко заболела. Я старался, как мог, но этого было недостаточно. Получая перевод, я узнал о нашем поражении в войне, и разгроме нашего флота. Тогда я понял, почему отец не писал так долго. Накупив разной еды, и столь любимых моей сестрёнкой арбузов, я поспешил к нашему "дому". Но Сецуко умирала, нехватка еды и болезнь отняли её у меня, - здесь он заплакал, а когда успокоился - продолжил.
- Она умерла, а вместе с ней что-то умерло и во мне. Похоронив её, я ушёл из нашего убежища навсегда… 21 сентября 1945 года. День, когда я умер…- почти шёпотом закончил он.
Тяжёлое молчание повисло над аллеей. Я боялся проронить хоть слово. Я не знал, чем утешить тех, кто уже мёртв. Но, подняв глаза на Сейту и Сецуко, я изумлённо замер, боясь пошелохнуться. Их окружало легкое сияние. Сейта обратился ко мне со слезами счастья на глазах:
- Андрей. Рассказав тебе всё и признав свою вину, я заслужил прощение. Я простил сам себя и теперь могу уйти. Спасибо тебе, живи счастливо, - с этими словами он растворился в сиянии и исчез.

Когда кончается война или вместо эпилога…

Когда кончается война, люди начинают считать потери. Когда кончается война, они смиряются и возвращаются домой. Они заново привыкают жить. Жить, не боясь ничего. Жить, замечая и ценя красоту. Они слушают музыку. Они любят и ненавидят, они живут…
Их жизнь полна всяких разных воспоминаний, и среди них есть и воспоминания о войне. Через некоторое время они забудут цели войны и её героев, они забудут виновников и победителей, но единственное, чего они не должны забывать, да и вряд ли когда-нибудь смогут забыть - это своих потерь и той скорби, которую несёт война. Того адского удушья, которое несёт с собой атмосфера воюющей планеты.

P.s. Я намеренно не стал описывать аниме с технической стороны, поскольку "Гибли студио" на моей памяти не разу не сделала ничего плохого. А как завершающую тему к статье предлагаю послушать "What a wonderful world" Луиса Армстронга.