Записки у изголовья

Год выхода в Японии: 986-1000 года
Перевод: В.Н. Маркова

«Тысячу лет назад женщины в Японии много и хорошо писали. Куртуазность двора, присутствие множества фрейлин, наложниц и жен императоров и вельмож создавали особую атмосферу, которая требовала от светской дамы высокой образованности, утонченности и изысканного вкуса», - так высказался в своей «Загадке 1185 года» Игорь Можейко, более известный под псевдонимом Кир Булычев. Эта цитата как нельзя лучше применима к одному из самых старинных произведений классической японской литературы – книге Сэй-Сёнагон «Записки у изголовья».

«Записки у изголовья» - не авторское название произведения. Оно было закреплено за книгой гораздо позже учеными, которые выбрали его как наиболее подходящее для творения Сэй-Сёнагон. Записками у изголовья в ее времена называли тетради для личных заметок. В твёрдом изголовье кровати устраивали выдвижной ящик, где можно было прятать личные записи, письма или тетради.

По легенде, описываемой самой Сэй-Сёнагон, она получила кипу бумаги в подарок от императрицы, сшила тетради и начала писать. Ей доставляло удовольствие не только излияние мыслей и чувств на бумаге, но и сам процесс письма. По-настоящему японский подход, не правда ли?

«Записки у изголовья» можно считать своеобразным дневником, но без традиционной хронологической структуры. «Записки» традиционно относят к жанру «дзуйхицу» (в переводе – «вслед за кистью»). Дзуйхицу – жанр японской прозы, где автор записывает все, что приходит ему в голову, не волнуясь об общественной важности и литературности своих мыслей и воспоминаний. «Мои записки не предназначены для чужих глаз, и потому я буду писать обо всем, что в голову придет, даже о странном и неприятном», - такая фраза проскальзывает в самом произведении.

Уже после того, как императрица умерла, а Сей-Сёнагон поселилась в отдалении от двора, ее посетил один старый знакомый. Он, по случайности и недосмотру писательницы, увез ее «дневник» с собой. Таким образом, «Записки у изголовья» стали известны миру.

В дошедшем до нас варианте «Записки у изголовья» - это поток мыслей автора, ее воспоминаний и мироощущений. «Записки» состоят из бытовых сцен, анекдотов, новелл, стихов, описаний природы, жизни двора и придворных торжеств, лирических раздумий, зарисовок обычаев и нравов японской аристократии начала тысячелетия. Многие части «Записок» вообще не поддаются хронологическому определению, так как даже реально известные исторические факты расположены в структуре книги абсолютно без соблюдения какого-либо логического порядка.

«Записки у изголовья» дошли до нас в четырех списках. Существует также пятый вариант, найденный меньше века назад, в котором даны расположены свободно. На этом списке и основан русский перевод «Записок».

Книга состоит из «дан» – глав. До нас дошло только 300 дан, расположенных свободно, без соблюдения хронологии или какой-либо структуры и классификации.

«Записки у изголовья» можно воспринимать как своеобразную двустороннюю энциклопедию.

С одной стороны, что может достовернее рассказать нам о быте японской старины, чем дневниковые записи, сделанные человеком того времени для самого себя, а значит без нарочитого стремления приукрасить или нарочно затемнить реальность? Единственной призмой, которая преломляет историческую реальность, в таком случае, остается только лишь присущий автору, как каждому человеку, заведомо субъективный взгляд на мир.

С другой, «Записки у изголовья» - уникальное собрание мыслей и чувств души человека, хоть и жившего почти тысячу лет назад. Понимание того, как и о чем думала Сэй-Сёнагон, на шаг приближает людей к пониманию их самих.

«Записки» дают едва ли не равняются по количеству фактической информации с серьезными научными трудами.

В первую очередь, Сэй-Сёнагон часто упоминает императора и императрицу, которых обожествляет, но оставляя людьми. Никакая святая преданность не мешает ей описывать костюмы, каждодневные занятия, а также отношения правящей четы с окружающими их придворными, родственниками и друг с другом.

В огромном количестве в «Записках у изголовья» возникают лица фрейлин, чиновников, военных. Многих из них читатели знают сейчас как известных генералов, советников, министров, поэтов. Они возникают либо как герои событий, в которых участвовала сама Сэй-Сёнагон, либо как персонажи историй, о которых она слышала или читала.

В этом – особенность «Записок» - они показывают уже известных людей, которых современные читатели привыкли воспринимать как имена из учебников, с другой, более реальной стороны, приближаясь к ним на расстояние взгляда. Этого взгляда достаточно, чтобы понять, что история делалась такими же людьми, какие живут и сейчас. Герои прошлого перестают быть «бронзовыми», приобретая вполне человеческие очертания.

«Записки» рассказывают также о жизни императорского двора и аристократов того времени. В этом плане нельзя назвать их полной энциклопедией жизни средневековой Японии, так как Сэй-Сёнагон, будучи фрейлиной императрицы и дворянкой, хоть и из обедневшего рода, вряд ли была заинтересована в описании бытовых подробностей жизни, даже если и разбиралась в них.

В этом плане, «Записки» могут рассказать в большей мере о том, как жили, работали и развлекались аристократы, приближенные к императорской семье.

Сэй-Сёнагон вспоминает торжества, праздники, как светские, так и религиозные, с восторгом описывает красочные церемонии, танцевальные и музыкальные выступления, поэтические состязания и переписку. Через истории она показывает ежедневные занятия аристократии и чиновников, обычаи и отступления от них, нравы и суеверия. Например, можно вспомнить, как она описывает посещение императрицы ее родителями и младшей сестрой, только что ставшей супругой принца, и связанные с этим посещением церемонии и правила поведения.

Также исторически верно перед читателем рисуются характеры людей, в том числе и образованной талантливой, амбициозной молодой женщины того времени. Стремление к поэтичной изысканности всего, что окружает человека, ясно видно в «Записках». Все, от одежды и предметов быта до отношений между людьми, должно быть изящным и прекрасным. Необязательно даже правильным, но обязательно приносящим удовольствие своей изящностью.

Если опустить менталитет эпохи, неизменно отражающийся на людях, человек в «Записках» во многом схож с людьми сейчас, ведь помимо исторического, в «Записках» много личного, человеческого.

Сэй-Сёнагон, как и любой человек, любит прихвастнуть. Она не упускает возможности восхититься самой собой, когда вспоминает свои успехи в поэзии. К примеру, можно вспомнить историю о том, как она смогла вернуть себе уважение высших придворных чиновников, когда сумела удачно сочинить ответный стих.

На протяжении всей книги она не перестает восхищаться императрицей Тайси, ее красотой и изысканностью, но при этом в историях, связанных с императрицей, всегда фигурирует и сама Сэй-Сёнагон. Она гордится тем, что является любимейшей придворной дамой императрицы, что императрица любит и уважает ее. Например, она рассказывает о том, как уже после того, как императрица Тейси впала в немилость, Сэй-Сенагон пришлось уехать. С помощью простого известного всем стиха императрица сумела передать, насколько сильно скучает по ней и как просит ее любимую фрейлину вернуться.

Большую долю книги занимают своеобразные перечисления. Исследователи считают, что источником идеи такого рода перечислений являются произведения китайского писателя Ли Шанъина. Такие перечисления объединяются в отдельные даны и называются по примеру: «То, что…».

Из примеров такого рода перечислений можно назвать: «То, что редко встречается», «То, что докучает», «То, что полно очарования», «То, что в разладе друг с другом», и так далее.

Эти перечисления могли бы быть ценнейшим источником информации о понятиях и вкусах людей эпохи Тэйси, но почти никогда нельзя отличить, что в них является социальной установкой, а что – личным мнением писательницы.

Также можно отметить, что с чисто японским вкусом Сэй-Сёнагон судит о произведениях искусства, одеждах, церемониях и праздниках, даже о людях с точки зрения красоты и изящества. В этом можно полностью полагаться на ее суждения как на достоверную информацию о нравах эпохи, так как Сэй-Сёнагон считается эталонным образцом образованного человека времен Хэйан.

«Записки у изголовья» были и до сих пор остаются одним из самых значимых произведений средневековой японской литературы и одним из самых популярных произведений японской литературы за границей. Русский перевод «Записок» считается довольно успешным, так как в при сохранении изысканности и своеобразия языка оригинала слог максимально приближен к пониманию русскоязычным читателем.